Андрей Вознесенский
Oфициальный сайт

Творчество

Избранное

Стихотворения    |    Поэмы    |    Видеомы    |    Рисунки - Проекты

Стихотворения


Пожар в архитектурном! 1957
Гойя 1959                   
Антимиры 1961
Тишины! 1964
Не пишется 1967
Разговор с эпиграфом 1973
Есть русская интеллигенция 1975
Ностальгия по-настоящему 1975
Теряю голос 2002


ПОЖАР В АРХИТЕКТУРНОМ! 1957

Пожар в Архитектурном!
По залам, чертежам,
амнистией по тюрьмам -
пожар, пожар!

По сонному фасаду
бесстыже, озорно,
гориллой краснозадой
взвивается окно!

А мы уже дипломники,
нам защищать пора.
Трещат в шкафу под пломбами
мои выговора!

Ватман - как подраненный,
красный листопад.
Горят мои подрамники,
города горят.

Бутылью керосиновой
взвилось пять лет и зим...
Кариночка Красильникова,
ой! горим!

Прощай, архитектура!
Пылайте широко,
коровники в амурах,
райклубы в рококо!

О юность, феникс, дурочка,
весь в пламени диплом!
Ты машешь красной юбочкой
и дразнишь язычком.

Прощай, пора окраин!
Жизнь - смена пепелищ.
Мы все перегораем.
Живешь - горишь.

А завтра, в палец чиркнувши,
вонзится злей пчелы
иголочка от циркуля
из горсточки золы...

...Все выгорело начисто.
Милиции полно.
Все - кончено!
    Все - начато!
Айда в кино!

назад


ГОЙЯ 1959

Я - Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворон,
            слетая на поле нагое.
Я - Горе.

Я - голос
Войны, городов головни
        на снегу сорок первого года.
Я - Голод.

Я - горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
            било над площадью голой...
Я - Гойя!

О, грозди
Возмездья! Взвил залпом на Запад -
            я пепел незваного гостя!
И в мемориальное небо вбил крепкие звезды -
Как гвозди.

Я - Гойя.

назад


АНТИМИРЫ 1961

Живёт у нас сосед Букашкин,
в кальсонах цвета промокашки.
Но, как воздушные шары,
над ним горят Антимиры!

И в них магический, как демон,
Вселенной правит, возлежит
Антибукашкин, академик
и щупает Лоллобриджид.

Но грезятся Антибукашкину
виденья цвета промокашки.

Да здравствуют Антимиры!
Фантасты - посреди муры.
Без глупых не было бы умных,
оазисов - без Каракумов.

Нет женщин - есть антимужчины,
в лесах ревут антимашины.
Есть соль земли. Есть сор земли.
Но сохнет сокол без змеи.

Люблю я критиков моих.
На шее одного из них,
благоуханна и гола,
сияет антиголова!..

...Я сплю с окошками открытыми,
а где-то свищет звездопад,
и небоскрёбы сталактитами
на брюхе глобуса висят.

И подо мной вниз головой,
вонзившись вилкой в шар земной,
беспечный, милый мотылёк,
живёшь ты, мой антимирок!

Зачем среди ночной поры
встречаются антимиры?

Зачем они вдвоём сидят
и в телевизоры глядят?

Им не понять и пары фраз.
Их первый раз - последний раз!

Сидят, забывши про бонтон,
ведь будут мучиться потом!
И уши красные горят,
как будто бабочки сидят...

...Знакомый лектор мне вчера
сказал: «Антимиры? Мура!»

Я сплю, ворочаюсь спросонок,
наверно, прав научный хмырь.

Мой кот, как радиоприемник,
зелёным глазом ловит мир.

назад


ТИШИНЫ! 1964

Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
                 чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины...

звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание -
        молчаливо.
Тишины.

Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее - неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.

Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для нее музыкально касанье,
как для слуха - поет соловей.

Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
тишины...
Мы в другое погружены.
В ход природ неисповедимый,
И по едкому запаху дыма
Мы поймем, что идут чабаны.

Значит, вечер. Вскипают приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
Светят тихие языки.

назад


НЕ ПИШЕТСЯ 1967


Я — в кризисе. Душа нема.
«Ни дня без строчки», — друг мой дрочит.
А у меня —
ни дней, ни строчек.

Поля мои лежат в глуши.
Погашены мои заводы.
И безработица души
зияет страшною зевотой.

И мой критический истец
в статье напишет, что, окрысясь,
в бескризиснейшей из систем
один переживаю кризис.

Мой друг, мой северный, мой неподкупный друг,
хорош костюм, да не по росту,
внутри всё ясно и вокруг —
но не поётся.

Я деградирую в любви.
Дружу с оторвою трактирною.
Не деградируете вы —
я деградирую.

Был крепок стих, как рафинад.
Свистал хоккейным бомбардиром.
Я разучился рифмовать.
Не получается.

Чужая птица издали
простонет перелётным горем.
Умеют хором журавли.
Но лебедь не умеет хором.

О чём, мой серый, на ветру
ты плачешь белому Владимиру?
Я этих нот не подберу.
Я деградирую.

Семь поэтических томов
в стране выходит ежесуточно.
А я друзей и городов
бегу, как бешеная сука,

в похолодавшие леса
и онемевшие рассветы,
где деградирует весна
на тайном переломе к лету...

Но верю я, моя родня —
две тысячи семьсот семнадцать
поэтов нашей федерации —
стихи напишут за меня.

Они не знают деградации.

назад


РАЗГОВОР С ЭПИГРАФОМ  1973
           Александр Сергеевич,
         Разрешите представиться.
                    Маяковский

Владимир Владимирович, разрешите представиться!
Я занимаюсь биологией стиха.
Есть роли
       более пьедестальные,
но кому-то надо за истопника...

У нас, поэтов, дел по горло,
кто занят садом, кто содокладом.
Другие, как страусы,
              прячут головы,
отсюда смотрят и мыслят задом.

Среди идиотств, суеты, наветов
поэт одиозен, порой смешон —
пока не требует поэта
к священной жертве
              Стадион!

И когда мы выходим на стадионы в Томске
или на рижские Лужники,
вас понимающие потомки
тянутся к завтрашним
               сквозь стихи.

Колоссальнейшая эпоха!
Ходят на поэзию, как в душ Шарко.
Даже герои поэмы
              «Плохо!»
требуют сложить о них «Хорошо!»

Вы ушли,
     понимаемы процентов на десять.
Оставались Асеев и Пастернак.
Но мы не уйдем —
              как бы кто не надеялся!—
мы будем драться за молодняк.

Как я тоскую о поэтическом сыне
класса «Ан» и 707-«Боинга»...
Мы научили
       свистать
              пол-России.
Дай одного
       соловья-разбойника!..

И когда этот случай счастливый представится,
отобью телеграммку, обкусав заусенцы:
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ
             РАЗРЕШИТЕ ПРЕСТАВИТЬСЯ —
ВОЗНЕСЕНСКИЙ

назад


ЕСТЬ РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ…  1975

Есть русская интеллигенция.
Вы думали — нет? Есть.
Не масса индифферентная,
а совесть страны и честь.

Есть в Рихтере и Аверинцеве
земских врачей черты —
постольку интеллигенция,
поскольку они честны.

«Нет пороков в своем отечестве».
Не уважаю лесть.
Есть пороки в моем отечестве,
зато и пророки есть.

Такие, как вне коррозии,
ноздрей петербуржской вздет,
Николай Александрович Козырев —
небесный интеллигент.

Он не замечает карманников.
Явился он в мир стереть
второй закон термодинамики
и с ним тепловую смерть.

Когда он читает лекции,
над кафедрой, бритый весь —
он истой интеллигенции
указующий в небо перст.

Воюет с извечной дурью,
для подвига рождена,
отечественная литература —
отечественная война.

Какое призванье лестное
служить ей, отдавши честь:
«Есть, русская интеллигенция!
Есть!»

назад


НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ 1975

Я не знаю, как остальные,
но я чувствую жесточайшую
не по прошлому ностальгию —
ностальгию по настоящему.

Будто послушник хочет к Господу,
ну а доступ лишь к настоятелю —
так и я умоляю доступа
без посредников к настоящему.

Будто сделал я что-то чуждое,
или даже не я — другие.
Упаду на поляну — чувствую
по живой земле ностальгию.

Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю —
обнимаю с такой тоскою,
будто кто-то тебя отнимает.

Одиночества не искупит
в сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
задыхаюсь по настоящему.

Когда слышу тирады подленькие
оступившегося товарища,
я ищу не подобья — подлинника,
по нему грущу, настоящему.

Всё из пластика - даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
а церковка...

И когда мне хохочет в рожу
идиотствующая мафия,
говорю: «Идиоты — в прошлом.
В настоящем рост понимания».

Хлещет чёрная вода из крана,
хлещет ржавая, настоявшаяся,
хлещет красная вода из крана,
я дождусь — пойдёт настоящая.

Что прошло, то прошло. К лучшему.
Но прикусываю, как тайну,
ностальгию по-настоящему.
Что настанет. Да не застану.

назад


ТЕРЯЮ ГОЛОС 2002

1
Голос теряю. Теперь не про нас
Госстелерадио.
Врач мой испуган. Ликует Парнас –
голос теряю.
 
Люди не слышат заветнейших строк,
просят, садисты!
Голос, как вор на заслуженный строк
садится.
 
В праве на голос отказано мне.
Бьют по колёсам,
чтоб хоть один в голосистой стране
был безголосым.
 
Воет стыдоба. Взрывается кейс.
Я – телеящик
с хором из критиков и критикесс,
слух потерявших.
 
Веру наивную не верну.
Жизнь раскололась.
Ржёт вся страна, потеряв всю страну.
Я ж – только голос…
 
Разве вернуть с мировых свозняков
холодом арники
голос, украденный тьмой Лужников
и холлом Карнеги?!
 
Мной терапевтов замучена рать.
Жру карамели.
Вам повезло. Вам не страшно терять.
Вы не имели.
В Бюро находок длится делёж
острых сокровищ.
Где ты потерянное найдёшь?
Там же, где совесть.
 
Для миллионов я стал тишиной
материальной.
Я свою душу – единственный мой
голос теряю.
 
2
 
Все мы простуженные теперь.
Сбивши портьеры,
свищет в мозгах наших ветер потерь!
Время потери.
 
Хватит, товарищ, ныть, идиот!
Вытащи кодак.
Ты потеряешь – кто-то найдёт.
Время находок.
 
Где кандидат потерял голоса?
В компре кассеты?..
Жизнь моя – белая
ещё не выпущенной
 
Го           ,                      горе!
Р                  you,
               м  м
     ос    те  ю!
 
3
 
…Ради Тебя, ради в тёмном ряду
белого платья
руки безмолвные разведу
жестом распятья.
 
И остроумный новоосёл –
кейс из винила –
скажет: «Артист! Сам руками развёл.
Мол, извинился».
 
Не для его музыкальных частот,
не на весь глобус,
новый мой голос беззвучно поёт –
внутренний голос.
 
Жест бессловесный, безмолвный мой крик
слышат не уши.
У кого есть они – напрямик
слушают души.
назад

© Официальный сайт поэта Андрея Вознесенского